Сергей Вольф.
Завтра утром, за чаем http://lib.ru/RUFANT/WOLF/tee.txt - Рыжкин, - сказала она. - Все говорят, что мышь - твоя!
- Какая мышь?! Какая мышь?! - заорал я, потому что тотчас все
сообразил. - Это хомяк, а не мышь! Еще чего? Неужели вылез из банки?
- Ветер детства в голове! - сказала Эльза. - Давно пора знать
инструкцию, запрещающую брать в полет животных без спецразрешения. И
Холодкову эта мышь укусила!
- Это хомяк, - сказал я, сбитый с толку. - Он ручной, умный, его зовут
Чучундра.
- Как трогательно! - сказала Эльза.- Извинись перед Холодковой.
- Ерунда, ерунда! - заорала Натка. - Он меня не кусал, он меня в нос
чмокнул, а я от неожиданности напугалась и завизжала - сама виновата.
Пока шла эта болтовня и все шумели, я ползал под креслами и искал
Чучундру - как он умудрился вылезти из банки, я не знал. Я наконец нашел его
в левом дальнем углу салона, он, бедняга, долго дрожал у меня в руках с
перепугу и все никак не мог успокоиться. И мне было не по себе. Да нет, я не
боялся, хотя я и забыл про эту инструкцию (читать-то я ее читал), просто мне
было противно. Почему это, собственно, хомяку нельзя побывать в космосе? Он
что, заразный что ли? Ну да, инструкция существует, но с какой стати? Смысла
в этом я не видел. В старой школе все было по-человечески, иногда мы тоже
всем классом летали на своей "Звезде" на воздушной подушке за город, и
пожалуйста, бери с собой кого хочешь, хоть хомяка, хоть львенка, а здесь...
Да ну, чушь какая-то.
(
Хомяк в космосе)
...
Гриша Кау сказал:
- Предлагаю двойную основу Гуттермана, но обессоленную.
- А там и нет соли!
- Ну да, нет!
- А вот и нет!
- Гуттерман вообще не годится, структура слаба.
- Почему это еще слаба?!
Я молча слушал эту болтовню, хотя наверняка все говорили серьезно. Я
все думал о хомяке (хорошо еще, что по инструкции при любом наказании само
животное не отбиралось), о детали "эль-три" я тоже думал, но как-то все
впустую, мысли в голову лезли какие-то тупые, скучные. Мы имели право
молчать в этих случаях, никто на нас не давил, но оценку тогда ставили
нулевую.
...
Рафа объяснил мне, как ребенку, что в "Аргус" они вкладывают весь
(точнее, почти весь) расчет нового микрокосмолета, который Лига признала
идеальным, и одновременно предполагаемый вариант детали "эль-три", тогда
машина выдает характеристику нагрузок и возможностей всего корабля. До того,
как родилась моя, Рыжкинская, идея, все их варианты давали минус-эффект, и
вот только теперь "Аргус-М" выдает сплошные плюсы, но... до определенного
момента: дальше идет белиберда, сплошные минусы, в чем дело - неизвестно.
- Если, - сказал Рафа, - что-то с машиной, то ужасно смешно, что
вначале выдается сплошной плюс-эффект, ведь все же показания неверны, все!
"Чего они тогда радуются? - подумал я. - Лучше бы домой меня отпустили,
хомяк сидит некормленый". - И тут же снова вспомнил про Натку.
- А почему нужно ломать именно семнадцатую молекулу? - спросил у меня
Юра. - Чует мое сердце, что здесь и зарыта собака. Ярусность-то до четырех
меняется, но не во второй зоне.
- Во второй, - сказал я. - Да и вообще, если взять другую, не
семнадцатую, машина бы с самого начала выдавала минус-эффект. Конечно, я не
считал, но мне так кажется, и я...
- Уверен?
- Абсолютно. Но можно проверить.
Я взял мел и сделал расчет прямо у них на глазах.
- Да, - сказал Зинченко. - Все верно и гениально просто.
...
Мы возвращались на Землю поздно вечером.
Странно, но я ни о чем не думал, только о хомяке, - что он, видно,
сидит голодный у чужих людей; ни о Натке не думал (хотя вполне мог подумать
- хомяк-то остался у нее, где же еще?), ни, даже, о папе - только о своем
голодном хомяке.
Иногда я почему-то с внезапной дрожью вспоминал, что все сидящие в
корабле люди, все, кроме Зинченко, - мои подчиненные (мои подчиненные!!!),
но тут же забывал об этом.
...
Неожиданно она замолчала, и мы долго сидели молча, и мне хотелось взять
ее за руку или рассказать про папу, вернее, и то, и другое, но я никак не
мог на это решиться, никак, все во мне ныло, и тут она сказала незнакомым
голосом:
- Пошли, я провожу тебя до калитки.
Мы вылезли из зарослей и по мокрой поляне, по тропинке среди кустов и
клумб (я подумал, что это, видно, она, Натка, возится с цветами), а после -
по дорожке дошли в темноте до калитки, и она ее открыла. Я вышел на улицу,
полминуты мы еще постояли молча, потом она сказала:
- Пи логическое в четвертой фазе неминуемо стремится к нулю. Неминуемо!
И тут же мне захотелось зареветь оттого, что она сейчас уйдет, а мне
надо будет вернуться домой, вообще оттого, что все было, было и вдруг -
кончилось.
- Натка! - неожиданно для себя крикнул я шепотом. - Я люблю тебя,
влюбился!
Я рванулся убежать, но не смог.
Она засмеялась, захлопнула калитку и быстро пошла к коттеджу. Что-то
треснуло во мне, сломалось, вдруг я успокоился и сказал громким, противным,
бойким каким-то голосом:
- Я дарю тебе хомяка. Бери, он твой. Пусть он живет у тебя!
И услышал откуда-то из полутьмы:
- Спасибо.
...
Она оказалась дома. Изо всех сил, как бы вылезая сам из себя,
внимательнейшим образом вслушивался я в ее голос и понял, наконец, что
ничего для меня плохого в нем нет, хотя, кажется, и хорошего - тоже, но все
вместе меня успокоило. Я сказал ей, что заболел гриппом. Она спросила, какая
температура, и я сказал, что ерунда, вот такая-то. Она согласилась, что,
действительно, ерунда собачья (я даже слегка обиделся), и рассказала, что на
другой день после аварии в "Тропиках" (у меня даже сердце обдало холодком,
что она помнит именно аварию, а не наш поцелуй, хотя, подумал я тут же, было
бы не очень-то приятно, если бы она помнила и сказала об этом вслух, да еще
по телефону), что на другой день после аварии она купила в зоомагазине
хомячиху, подружку моему Чучундре, и надеется, что у них когда-нибудь будут
дети. Дети, смех! Я опять слегка расстроился, что вот, был мой подарок,
хомяк, и она, глядя на него, могла вспоминать обо мне и радоваться моему
подарку, а теперь получается вроде бы не именно мой подарок, а какой-то
зверинец, где от меня есть только частичка, а вовсе не все. Но очень быстро
я сообразил, что все это бред, от волнения. Главное, что она помнит, конечно
же, помнит обо мне и моем подарке и не скрывает этого, рассказывает...